Не помня себя от волнения, я остановился в семистах метрах от маяка, в одной из пещер, где меня никто не мог ни услышать, ни найти. Тень тут же встала возле меня, и я впился взглядом в огоньки ее глаз, приготовившись слушать.
– Леопольд, – я вздрогнул, потому что это был голос самой Рафнейрис, а не тени. Мой испуг помешал контакту, и тень замолчала, но вскоре я взял себя в руки, и она продолжила: – Рэмол рассказал мне, что ты будешь жить на Охмараге, если вернешься… А ты ведь вернешься. Почему ты не рассказал мне о том, что приедешь туда? Никто не запрещал тебе говорить об этом! С твоей стороны было просто подло умолчать о такой важной детали, учитывая обстоятельства! Разве я не заслужила знать об этом? Что же ты надел, глупый оборотень? Если бы я знала раньше, что буду постоянно видеть тебя во дворце, я не позволила бы себе идти на поводу твоих щенячьих глаз или упросила бы Рэмола придумать тебе другую награду за помощь Эмберу! А теперь что же!? Я еду на остров к родителям, чтобы они следили за моим поведением, а там постоянно будешь находиться ты! Разве это возможно, чтобы я со спокойствием выносила твое присутствие, разве возможно, чтобы я могла бывать с тобой, поваром, в своем собственном доме, где любой увидевший тут же доложит обо всем отцу!? Мне остается или разрушить твою судьбу, велев Рэмолу закрыть тебе все пути на Охмарагу, или погибнуть самой, опозорившись в глазах семьи! Я не хочу ни того, ни другого, но что же мне делать теперь!?… Как жаль, что все так складывается, а я уже не могу не думать о тебе! Я буду присылать к тебе под землю теней без ведома Кудеяра, так что почаще гуляй вдали от своих, чтобы мои тени могли найти тебя. И, пожалуйста, ответь мне. Я соскучилась по твоему голосу. Может, споешь? Я попрошу тень петь для меня на ночь твою песню…
Выслушав тень, я несколько минут пытался отправиться от впечатлений. Я боялся поверить собственным ушам, но тень была передо мной и ждала ответа. Голос Раф еще звучал в моей голове.
Так выходит, что все, что между нами было, было не просто так? Что-то скрывалось за нашими ночными прогулками, болтовней, какими-то совместными затеями, и это что-то было не теплой дружбой заново открывших друг друга знакомых? Значит, когда я решился поцеловать ее перед тем, как ушел из особняка за остальными, я не сделал глупость, а, наоборот, заставил и ее поверить, что все это было не просто так?
Я долго ходил по пещере, путаясь в мыслях. От перевозбуждения я никак не мог придумать достойный ответ, слова не шли в голову, а голос дрожал, не позволяя петь. В итоге я наиграл на флейте одну мелодию, которую мы разучили вместе с Раф, и велел тени передать ей музыку в качестве послания.
Когда я вернулся в лагерь, Кудеяр тут же напал на меня с вопросами.
– Что она тебе сказала? – спросил он, поднявшись со своего места.
Я поднял на него всю печаль своих глаз, слезящихся, как у бычка, которого ведут на убой, и, едва владея дрожащими губами, ответил, хотя скорее жалобно проскулил:
– Лотота умерла!…
– Что? – царевич немного оторопел: такого ответа он явно не ждал.
– Моя собачка, Лотота. Я оставил ее Раф, когда ушел в поход, а она не досмотрела, Лотота подобрала что-то на улице и в тот же день умерла в муках! – я расплакался. В театре меня научили плакать так, чтобы зрители вокруг начинали плакать еще громче.
Мне играло на руку то, что Бэйр с Арландом уже были в своей палатке. Они единственные могли мне не поверить и нечаянным замечанием выдать мою маленькую ложь.
– Я что-то не помню, чтобы у тебя была собака, – заметил Адольф, но тут же сконфуженно уставился в пол. Правильно, каким извергом нужно быть, чтобы упрекать во лжи настолько расстроенного оборотня? Нужно быть совершенным чудовищем, чтобы решиться на такое.
– Я пойду спать, – ответил я и быстро скрылся в своей палатке.
Там я бросился на подушку и, уткнувшись в нее лицом, дал волю разобравшему меня смеху.
– Кто-нибудь помнит про его собачку? – я услышал шепот растерянного Кудеяра, доносившийся снаружи.
– Я не помню, – неуверенно ответил Эмбер. – Люциус, ты помнишь Лототу?
– Ха-ха-ха!.... Ах-ха-ха.... Конечно! – чародей очень умело изобразил сквозь смех горестные истеричные рыдания. – Маленькая, коричневая, очень любила мармелад… Ах, Лотота, как же тебя угораздило-то сожрать что-то и окочуриться? А вы, бесчувственные, как можно было не замечать столь милое создание!?
– Может, Арланд видел Лототу? – хмыкнул Адольф, пытаясь пошутить, но его голос дрогнул к концу фразы. Видимо, кто-то из сидящих у костра смирил его соответствующим случаю взглядом.
– Стоит признать, что мы никогда не интересовались Леопольдом, поэтому и его собаку не замечали, – подвел итог Эмбер. – Как-то это не по-человечески, так к нему относиться. Он важный член нашей команды, и он достоин заботы.
– Может, пойти, утешить его? – неуверенно предложил Кудеяр.
– И кто пойдет? – спросил Адольф. – Я отказываюсь, кто знает, может, он воспримет мои утешения как… что-то иное. А я не по этим делам!
– У него было четыре женщины, и я знал их всех. Поверь, он тоже не по этой части. Я пойду, раз вы все такие трусы, – заявил Люциус.
Вскоре он уже сидел в моей палатке, плотно закрыв полог и поставив звуконепроницаемый барьер.
– Ну как, что она на самом деле тебе передала? – ухмыльнулся чародей. – Что, все-таки скучает?
– Да, – я улыбнулся и тоже сел. – Она даже просила меня что-нибудь спеть тени, чтобы слушать мой голос перед сном.
– Я же тебе говорил! Не слушай Бэйр, она ничего не понимает в женщинах. Раф молодая, глупая и ищущая любви, помешанная на своем одиночестве из-за внешности, ты такой же, так что вы обязаны были слюбиться!
– Ты грубый, но все же спасибо, – я благодарно взглянул на чародея.
– Мне ты можешь рассказать все, поэтому если захочется поделиться чем-то, я к твоим услугам, – подмигнул мне Люциус. – Я не разболтаю и не задержусь тут надолго.
– То есть, не задержишься? – я удивленно посмотрел на колдуна. – Что ты имеешь ввиду?
– Ты думаешь, я слепой? – зловеще ухмыльнулся Люциус. Отблески костра снаружи играли на его растрепанных рыжих волосах. – Бэйр ищет путь в свой мир, я знаю, у нее уже есть ключ от всех дверей. Когда все засыпают, они с Арландом уходят подальше от лагеря. Можно подумать, они просто стесняются при всех исполнять супружеский долг, но я-то понимаю, что они на самом деле делают. Я чувствую, как воет материя. Бэйр ищет способ найти дверь в свой мир, режет и зашивает межмировую занавесь, думает, никто этого не заметит… Такие, как Эмбер и Кудеяр, конечно не заметят, но только не я. Ясно, что они с Арландом не выйдут на поверхность Скаханна, они разыграют свою смерть, устроят обвал, придумают что-нибудь, чтобы их прекратили искать стража и инквизиторы, а сами отправятся на Землю! Так вот, я хочу с ними. Тут мне тоже делать нечего: Рэмол не даст мне спокойно жить. Оно мне надо? Я лучше испытаю судьбу, отправлюсь куда-нибудь, где меня никто не найдет.
– И правильно сделаешь, я думаю. Бэйр говорила, у них на земле есть хорошие… эти… психиаторы.
– Да… – чародей отмахнулся. – На Земле нет магии, тамошний воздух чист от этого и быстро развеет мою болезнь, как морской туман. Хотя я уже привык к ней: как будто вечно пьян и счастлив. Разве это плохо?
– Хорошо, что у меня останется хотя бы Раф… – я вздохнул. – Тяжело смиряться с тем, что больше никогда не увидишь друзей.
– Не унывай, ты проживешь ни одно столетие и заведешь еще много других знакомств! Я живу более полсотни лет, а мне кажется, что мне только что исполнилось двадцать пять. Я и выгляжу не старше, но у меня большой опыт за плечами… и по-прежнему слишком мало ума, чтобы его использовать. Спроси у любого нелюдя: жизнь не меняется, когда твое тело устроено для долголетия. Ты и опомниться не успеешь, как эти двое вернутся.
– Разве они вернутся? Я бы не вернулся, наверное…
– Я тебя умоляю! – фыркнул Люциус. – Сам подумай, они столько пережили, сражались с морскими драконами, призраками, видели такое, после чего ни один рассудок не сможет остаться абсолютно здоровым! Разве смогут они, пережив все это, навсегда поселиться в мире с одной-единственной и самой скучной расой, без магии и даже без магических животных? Их хватит только на несколько лет, и они обязательно вернутся! Иначе и быть не может. Если бы я не был в этом уверен, я бы тогда не решился идти за ними.