Глава 12
Налил по рюмки водки, его, крепкой, «боярской», от которой мужики и парни, назовем их вместе матросами, после долгой ночной охоты да без охоты сразу упились. Нет, мужики покрепче кое-как подошли к котлу, получили по глиняной чашке ухи и все-таки отрубились. А парни помладше и понежнее прямо так и сели, как выпили.
Дмитрий думал, что остатние не выдержат, откажутся, слишком уж по дьявольски казалось, по крайней мере, по мнению попаданца. Но толи авторитет князя Хилкова был крайне высок, толи россияне в XVIII веке не так уж и боялись нечисть (православие — это другое), но очередь за водкой выдержали все, а потом мирно разлеглись по округе.
Когда княгиня Хилкова, Дарья Александровна, если забыли, подошла к костру, чтобы позавтракать, она просто обалдела и смогла только сказать:
— Митя,это что за Куликовская битва здесь была?
Его жена была такая скромница и такая прелестница, что Дмитрий не смог соврать и даже смягчить.
— Ничего страшного, — сказал он, — это я всего лишь обещанную рюмку водки дал. Совсем немного, — быстро добавил, заметив, что глаза жены загорелись краснотой прямо-таки дьяволица, а не православная княгиня.
Впрочем, это было уже не к спеху Дарья, это многогранная женщина, которая плакала и таяла от счастья в его объятиях, сейчас была «железной леди Маргарет Тетчер». И пусть она ее не знала (у покойницы (к XXI веку) еще даже прабабушка не родилась), но характер жены от этого менее прочным не стал.
Да тут еще Дмитрий с дуру ляпнул на слова Даши, что «слава Богу, ты хоть моих скромных девочек не напоил»:
— Извини, дорогая, я не успел, так много срочных дел.
Кстати говоря, больше всего Даша разозлилась на возражение самой любимой служанки Мафлуши, что она еще не получила обещанные пять копеек серебром.
И тут грянул гром! Первая молния ударила в Дмитрия. Тот в это время хлебал уху, вкусная. Между прочим, это рыба такая, или Илья такой самородок — повар?
Жене скоро надоело ругать невозмутимого мужа. Да и прицепляться к супругу — князю в окружении прислуги не очень-то интересно. Зато служанок можно.
Да-а уж, весело! Пришлось спрятаться каюту лодки, тоже спать. К обеду начали просыпаться наши пьяницы. От одной рюмки водки окосели! Хотя я не Даша, пилить не стал, дело есть хорошее. Есть прекрасная затея, как еще разбогатеть. Здесь, оказывается есть болото и лес. А там прекрасные ягоды и грибы. Их и в XXI веке также привозят в столичные рестораны (в Москву). Почему бы не вывозить в XVIII веке? Тоже в столицу (на этот раз в Санкт-Петербург). Но в трактиры мои. И самое главное, все будут собирать и вывозить к берегу реки мои же крепостные крестьяне.
А теперь надо найти их деревеньку. К сожалению, я сам не следил за посещением. Знаю, что где-то тут, но где?
Пришлось поискать, утомить ноженьки. Но нашли, то есть я нашел с матросами. Люди ведь не звери, им нужны посевные площади под рожь и огороды под овощи. А рядом дом и различные хозпостройки.
Первыми начались поля ржи. Ну как ржи! Посеяли 2–3 пуда на десятину (хотя необходимо гораздо больше), собирали сам-2, сам-3, то есть на 4 примерно десятины больше 40 пудов. Кошмар! Дмитрий сразу понял, что обманывают. Нельзя давать с такого урожая! И поле не посеять больше — с трех сторон болото, с четырех — лесной бурелом.
А крестьяне какие-то странные и чужие. Впрочем, ладно, крестьян в вотчинном хозяйстве вместе с Хилковскими стало больше уже трех тысяч. Некоторых крестьян он не то, что не узнает, даже никогда не увидит.
А крестьяне — двое мужиков, двое женщин, явные две семейные пары, — какие-то ненормальные. Дмитрий все больше не понимал, пока до него стало доходить, что это не только не его, но и вообще беглые. Вот он попал!
А крестьяне молодцы, до последнего держаться, хотя Дмитрий загнал их не в одну логическую ловушку. Только ведь это не суд. Мало ли что доказал, нет и все и не фиг биться мимо задницы (оригинал еще матерщинее). Уже даже неграмотнее матросы все узнали и смеются, а крестьяне упорно молчат. Точнее, женщины молчат, а мужики односложно отвечают. Лишь девочка — подросток с интересом оглядывается. В таком медвежьем углу чужаков, наверное, нет. Тем более, они беглые и до сих пор ото всех прячутся.
Трудно сказать, кто бы первым сломался — либо крестьяне — бегунцы, либо Дмитрий, но тут из леса быстро прибежал мальчишка лет семь — восемь трудно сказать точнее. Все они — и взрослые, и дети — были грязные и истощенные, поди, узнай.
— Тятя, я никого не увидел больше, видать ушли за другими беглыми… Ой! — он, наконец, увидел Дмитрия с матросами и просто разинул рот.
— Голосом детишки говорит сам Отец Небесный! — свободно произнес Дмитрий, — чьих вы будете бар, беглые?
Взрослые — и мужики, и женщины — рухнули на колени, себя на милость барину. И дело здесь не в том, что за его спиной стояли вооруженные матросы. Нет, самое главное за ним находилось могущественное государство с церковью, с этими институтами в XVIII веке простые люди еще противостоять не могли. Лишь непрерывно бежать вплоть до восточных районов Сибири, в крайнем случае, переходя в яростный и нередко бессмысленный бунт.
Впрочем, до бунта сегодня еще не доходило, мужики понимали, что перевес сил далеко не в их пользу, а переходить беглым в безумную ярость он не собирался. И к взрослым с некоторым опозданием последовали дети. Или как еще — подростки?
— Так я повторяю вопрос — чьих вы будете и от кого бежали? — Дмитрий остановился около первого мужика, стоящего на коленях. Явно вожак этого сборного коллектива, даже не назовешь его шайкой. Лично он назвал бы их нищими, или вот еще аборигенами Австралии, видел в XXI веке, пока еще был телевизор.
Тело было кое-как лохмотьями, на них были полосы дикорастущих трав. И поверх этого головы с космами грязных трав. Вообще, грязь была всюду — на одежде, на лице, на проглядывающего сквозь прорехи кожу. Остальные были не лучше. И это ведь с учетом, что здесь кругом вода! Создавалось такое впечатление, что они специально гримировались, что ли под нищих⁈
— Сына боярского Василия Кривошеина мы, — глухо сказал вожак, — только мы не совсем беглые. Привез нас в Санкт-Питербурх барин, а тут голодно, и работать нетути. Барин еще пошел в гвардию, там мог поись. А нам сказал, живите, как хотите, я вас не знаю. И пачпорта не дал, а без оных нас и начали считать за беглых. Ржи вот нашли котомку, посеяли, да вот беспокоимся, не появится ли хозяин.
Мужчина коротко пояснил, что он Яшка Кривой с женой Прасковьей, другой Мишка Первой опять же с женой Глашей. Попервости детей у них было больше, у них с Прасковьей трое, да у Мишки четверо. Но пока блуждали по лесам, Господь всех взял, остались вон первенцы.
Хм, вот ведь как, — даже поежился Дмитрий, — бывает и такая «свобода», когда людей просто бросают на голодную смерть. И живите, как хотите. Толи барабайтесь здесь в местном болоте, толи ройте свою могилу и ждите, когда умрете?
— Я — князь Хилков и деревни здесь все мои, — объявил Дмитрий, — мне с вами возиться нечего. Или вы становитесь моими крепостными и присоединяетесь к моим крестьянам. Или уходите из этих мест, мне здесь чужих не надо…
Он собирался еще что-то поговорить, объяснится, мало ли что захочет житель XXI века, но Яшка Кривой почти перебив, сказал, почти не посмотрев на своих приятелей, что они согласны. И готовы переселиться к крестьянской общине, если они, конечно, согласны.
Что же, консенсус, как говорится. Найден, осталось найти близлежащую деревню. Впрочем, ту и особо искать не пришлось, крестьяне раскинулись широко, заняв на три — четыре версты вдоль реки почти всю пахотную землю. От реки они все же на всякий случай прикрылись, как сказал староста Пахом, плавают там всякие людишки, всяк норовит бедных крестьян обидеть.
Но со стороны окрестных лесов и болот крестьяне не прятались, хотя и там были «обидчики» — дикие звери и птицы. Очень уж им нравились их зерновые. Но с этими «друзьями» местные жители справлялись и не только защищались, но и сами охотились. Барину они повинности давали в срок, хотя и в меньшей мере, чем положено. Причина та же — плохой урожай ржи. Причем в это деревне у всех. Погода здесь была холоднее и сырее, такой вот был особый климат. А вот овощи росли почти хорошо, все — лук, чеснок, свекла и морковь, репа и редька. А картофель так и вообще разросся. Другое дело овощи топтались на маленьких огородиках, а рожь широко разлеглась на полях.