Дорога в XVIII веке в России делилась на две части: первая и главная — по рекам. Основные артерии эти шли с юга на север, а надо было с востока на запад, то есть сугубо не к месту. Однако, реки шли не прямо, а с поворотами и можно было, таким образом, изгаляться. Ну а потом, редкие реки шли на запад. В общем, можно добраться, лишь бы было полноводье. Ну ареки на реку приходилось идти обозами, по редким и откровенно плохим дорогам.

Но ничего, с Божьей помощью прошли Сибирь и Урал, ни одни слиток металла не утопили, не проворонили. И уж хорошо, лошади не пали, а телеги не сломали. А то ведь грех такой, лошади не першероны, обычные крестьянские забулдыги, как уж тащат такой груз, не понятно. И сами телеги, сделанные из дерева и ремней, с минимумом железа, как идут. Попаданцу из будущего, с машинами из металла с некоторым количеством пластика просто дико было смотреть на эти повозки из дерева и соплей.

В Европейской России их нашла классическая осень. Грязь, холодный дождь, с чем дальше, тем чаще перемежающийся мокрым снегом. Но это было уже крепостная держава со сравнительно частым населением.

Глава 24

Уж как не стыдно было попаданцу, но Дмитрий нередко обращался к местным чиновникам — воеводам или, если уже были, губернаторам. Уж те, вольно — не вольно, гнали крестьян, в первую очередь государственных с лошадьми, повозками, лопатами. Сволочи? Да, распроследние. Зато пришли, как прилетели. И в пути не стали с зимой, с настоящими морозами и снегами. Уже в Параскеву пятницу обоз шел по московским улицам, прямо в Кремль.

Дмитрий хотел, сдав серебро и золото, улизнуть в усадьбу Хилковых, где была его не наглядная Даша. Ага, хотелка оказалась маловата. Сначала были сложности с кремлевской Сокровищницей. Большой вдруг груз драгоценных металлов, не откуда возьмись, сначала у казначеев вызвал оторопь, а потом удивление. Конечно, дать — не взять, металлы приняли, но затянули, а в это время вызвали царя Петра Алексеевича.

Тот все знал, только обрадовался удачной поездке. Металл по приказу государя немедленно приняли, хотя все обратили внимание на подозрительный желтый цвет. Благородное серебро перемешали с презренной медью?

Петр немедленно потребовал его в свои комнаты. И интересно, и очень подозрительно. Дмитрий только мысленно вздохнул. Чтобы да Петр в пять минут переговорил. Да он только стаканчик водки будет наливать, а потом вытаивать.

Негромко спросил у Федора Апраксина, не знает ли он чего про тестя Александра Никитича и молодую жену Дашу.

Спрашивал он у ближнего помощника монарха, коим был Ф. М. Апраксин, а ответил сам вельможный Петр:

— Тесть твой опять провинился. Да так, что я давно бы расстрелял. Вина его на этот раз наказана, говорить нечего, или расстрелять или голову долой. Тебя жалко, дурачок, и твою жену. В общем, так и решил: коли приедешь с удачей, найдешь, как обещал серебро, прощу твоего тестя. Но со службы долой. Ну а если не получится…

Петр нехорошо усмехнулся, но добавил:

— Впрочем, вижу уже, привез серебро, но с какой-то примесью. Рассказывай. Если все, как я думал, пойдешь с тестем.

Вот ведь человек неудачливый Александр Никитич, — удивился Дмитрий, — вроде бы и не дурак и хозяин справный в своей вотчине, а все умудряется идти от казни к казни. И ведь не бросишь, бедолагу!

— Государь, я, как мне было поручено… — только начал говорить Дмитрий, но Петр его оборвал: — а подожди уже, дойдем к столу, там мы продолжим, и ты угостишься.

М-м, опять упьешься. Ну а как еще? Покорно сказал:

— Слушаюсь, государь. Все будет, как ты скажешь.

Так и зашли. Собственно жилье у Петра немного, как у царя, разумеется, три — четыре комнаты плюс кухня. Это на хозяина и на слуг со служанками. Ведь нигде не спрячешься, только в туалете, пожалуй. Дмитрий так бы не сумел.

В большой комнате, которую так и хотелось назвать гостиной, в центре стоял стол с остатками пищи и стаканчиками с недопитой водкой. Не первый день пьют, видимо. И три, так сказать, тела, то ли старых собутыльника, то ли просто слабые. Дмитрий посмотрел, понюхал на соратника царя, на самого Петра. Точно слабые. От этих-то тоже тянет позапрошлогодней выпивкой. А выглядят так неплохо.

Один товарищ спал прямо нам столе. Дмитрий его легонько отнес в угол — пусть там оттопится, сел на его место. Хотел было плеснуть себе водочки, раз уж так, но царь уже налил и себе, и собеседникам. Причем, паршивец, себе налил половину, старым собутыльникам на два пальца больше, а Дмитрию — полный стакан.

— Я выпью, государь, я честный, — предупредил сурово попаданец царя, — а вот ты нам явно не камрад!

— Что такое? — жестко оборвал его Петр, — царя хочешь очернить? вот я тебя палкой или даже топором!

Дмитрий не испугался, молча поставил три стаканчика — царя, свой и наугад из собутыльника. Указал на них, иронично, с улыбкой, посмотрел на Петра.

Тот выругался по-немецки, стукнул из всех сил кулаком по столу, что половину кушаний и стаканчиков полетели на пол. Посмотрел на Дмитрия бешено и заорал:

— Не хочешь пить со мной, так иди отсюда, клуша старая!

Дмитрия этому уже ни за что не испугаешь. Он спокойно встал, ответил, как ни в чем не бывало:

— Слушаю, милостивый государь, как тебе будет угодно.

И уже искренне хотел уйти, раз уж выгнали, как Петр, вдруг успокоившись, бросил в спину:

— Стой, бестолковый дурак, куда пошел!

Дмитрий на такой поворот сел обратно, но демонстративно не взял свою выпивку.

— Вот ведь, нехороший какой, — удивленно сказал царь, — Ладно, смотрите, я сейчас выпью стаканчик штрафную за мой обман, а потом и он выпьет до дна, раз не сначала пьет!

И не давая собутыльникам ничего не понять, так же стоя выпил свой стаканчик. Потом прямо на глазах у собравшихся опрокинул его. Из нее ничего не вылилось, значит, честно выпил.

— Ну? — со злой веселостью царь посмотрел на Дмитрия, — теперь ты выпей, правдолюбец! Я теперь от тебя не отвяжусь, как не пытайся.

«Подумаешь, и не такой огромный трактор укатывал, — подумал Дмитрий, — ты бы, государь, еще спирт „Рояль“ попил, понял бы, как на российского студента наезжать».

— За твое здоровье, государь, — поднял он стаканчик, встал за ноги, демонстрируя свою вежливость. Сказал, как поздравил: — виват!

И после одним залпом выпил. Также опрокинул стаканчик вверх дном. Мол, я тоже все выпил!

«Закусил», принюхав собственный рукав, хотя на столе и отчасти на полу закуски было много. Но «россияне после первой не закусывают!». Впрочем, после второй и после десятой, пока еще влазит и ты в сознании.

На это все остальные тоже выпили, враз заговорили, зашумели. Внезапная ссора с самим царем их заметно напрягла и такой же выход из перепалки заметно обрадовал.

Но Петр еще не окончил. Это пострел, хоть и был всегда хорош, хоть в работе, хоть в веселье, но должен понять цену своего поведения. Так наехать на государя-царя!

— это были штрафные, атеперь будут обычные! — громко заговорил и вновь налил им водки. Ему вновь полный стаканчик, себе — половину. Дмитрий это увидел, но ничего не сказал. Что делать, он — царь, а ты обычный гражданин, хоть и попаданец. Наехал на него, хоть так ответил. Мог бы просто голову отрубить, кто бы против сказал? Вон, как головы отрубили в Стрелецкое восстание, кроме как отчаяние и пессимистический пессимизм это не привело.

— Твое здоровье, государь! — громко, по старомосковски низко, касаясь рукой пола, поклонился Дмитрий. Знал ведь, что Петр очень не любит такие поклоны, как и все обычаи древней Руси, а вот попала вожжа по одному месту и все тут. Ой, бедовая голова, как бы не отрубили его тебе ненароком!

Царь громко и злобно засопел, но сдержался, лишь сказал:

— Пей, давай, кикимора болотная, откуда-то на мою голову взявшаяся!

Уже одобрительно посмотрел, как Дмитрий, как воду, выпил водку из второго стаканчика, снова «закусив» рукавом. Царь снова тут же снова налил из бутыли. Дескать, красный молодец, коли ты такой борзый, пей еще за здоровье его царского величества, раз ничего уже не можешь.