Змей завизжал так, что у меня мурашки пробежали по всему телу, на пальце у меня осталось что-то склизкое и теплое…
Пока змей вопил, хватаясь обоими руками за глаз, мне удалось встать и активизировать огненный меч. Замахиваясь на ближайших убийц, я попадаю струей огня по лицу и голове Адольфу, пламя тут же охватывает его кожу, белые волосы и голову змея, а так же одежду тех, кто стоял поблизости.
До того, как я успеваю узнать, как выглядят разжаренные мозги ланков, вскакиваю и, что оставалось сил, бегу к воротам за рыцарем.
Сердце бешено колотилось, в голове не было ничего, кроме страха и паники, душа должна была выскочить и унестись куда-нибудь, подальше отсюда!
На ворота я не залезаю, а взлетаю, и, не помня, как, тут же оказываюсь внизу.
Дейкстр, как только я мы встретились, подсаживает меня на уже оседланного коня, сам взбирается на своего.
Мы помчались вон из города, ни говоря друг другу ни слова, только подгоняя лошадей.
Выбравшись за стены, мы понеслись по дороге, залитой лунным светом, и скакали во весь опор до тех пор, пока лошади не начали хрипеть. Тогда мы спешились и завели их так далеко в лесную чащу, как только смогли, привязали коней к деревьям и завалились спать прямо на сырую землю, расстелив на ней плащи.
Рыцарь был поразительно спокоен, он только тяжело дышал после бешеной скачки. У меня же была настоящая истерика, мир разом превратился во что-то злое, непонятное и ужасное… Убийства, кражи, страх настигаемой жертвы, скользящая перед носом смерть, — все это смешивалось в одну картину, в одно состояние.
Мне еще никогда не приходилось переживать такого страха и отвращения перед жизнью.
Когда нужно было лежать и успокаиваться, мое сердце бешено колотилось, в голове, что с открытыми, что с закрытыми глазами, проносились жуткие картины пережитого. Во время самих действий бояться просто не было времени, и только сейчас пришло осознание того, что на моей совести теперь убитые и жестоко искалеченный змей, который заранее велел мне уйти, потому что не хотел трогать меня… От тих мыслей мне стало не то что стыдно, мне стало омерзительно быть собой, чувствовать эти чудовищные руки, ощущать биение сердца и пульсирующую во всем теле магию, которая, как разошедшийся хищник, все еще требовала выхода — крови.
По моей вине погибли существа, которые ничего мне не сделали, и мне нужно засыпать здесь, посреди леса, находясь в полном здравии… Как так? Как такое вообще возможно? Они погибли, а я живу… В кого я превращаюсь в этом мире?
— Ты чего? — послышался голос Дейкстера, лежащего рядом. Он уже отдышался и был спокоен.
— Ужас… — вздыхаю, закрывая глаза руками. — И каждый день здесь так? Каждый день приходится убивать?…
— Что ты такое несешь? Не надо никого убивать каждый день… если ты не связываешься с бежавшим из гильдии наемным убийцей. Я виноват, мне не стоило отпускать тебя, но я не думал, что они найдут меня так быстро… — Дейкстр как будто пытался успокоить меня, отвлечь. Странно было получить от него такую заботу, особенно после того, что говорил Адольф, но мне действительно было необходимо с кем-то поговорить. — Послушай, девочка, не вздумай винить себя. Все когда-нибудь кого-нибудь убивают: убийца — заказанного, бандит — богатого, обиженный — обидчика, фермер — курицу, девица — паука… Сути между убитыми и убийцами не меняются, смерть убирает различия между расами, видами и положениями. Ей неважно, кто кого, ей главное свое получить. Все это важно только тебе, оставшемуся в живых звену. Только ты из вас троих, — смерти, тебя и убитого, — задумываешься о том, что и как ты сделал, должен ли был это делать… Незачем думать об этом. Убитый не думает, почему умер, смерть не думает, почему получила его, так зачем и тебе мучиться? Все получили, что получили, этого не изменишь.
— Это просто какой-то кошмар… я не хочу так жить! — рыдания начали подбираться к горлу.
— Слова, которые я сказал, они верные, — Дейкстр коснулся моего плеча, пытаясь успокоить. — Я тоже плакал после первого своего убийства. Заперся в одной из кладовок гильдии и сидел там, пока не уснул… Я же не всегда был с ними. Мать бросила меня, когда мне исполнилось десять. Она была ведьмой, как ты… только она была жестокой. За те годы, что я рос с ней, она воспитала меня слишком хорошим для жизни, которая мне предстояла. До сих пор ненавижу ее за это. После того, как она меня бросила, я пять лет скитался, голодал, болел, едва выживал на задворках жизни, и вскоре невыносимая жизнь бродяжки заставила меня пойти в гильдию, где ланки увидели во мне талант и стали воспитывать по-своему. Первый свой заказ я получил спустя три года обучения. Это была молоденькая девица, дочь одного богатого дворянина… ей было лет пятнадцать, где-то. Заказала ее ее же сестра, старшая. Из зависти: на что только не пойдет женщина из-за этого. Заказчица была тощей, как вешалка, с паучьим лицом и почти без волос, смотреть на эту страхолюдину было жутко, и мужа она не находила. Заказанная же была красавицей. Румяной, белокожей, с густыми черными кудрями, с фигурой… Мне было восемнадцать. Я пробрался в дом под видом слуги и зашел в покои девицы ночью. Она не спала, она знала, что за ней придут, до сих пор не могу понять, откуда. Вся бледная, она сидела на кровати, так и не сняв платья. Ты не поверишь, Бэйр, что со мной тогда было, меня всего переворачивало, весь мой мир рушился… Я не мог взять и просто зарезать ее, просто не мог… Тогда я готов был убить себя, лишь бы оставить ей жизнь, но я знал, что если сделаю это, за ней придут другие: таковы правила гильдии. Умная, красивая, скромная, добрая… таких девушек я в жизни не встречал: я влюбился в нее с первого взгляда, с первого слова. Но мне все же пришлось сделать то, за чем я пришел, потому что так было надо. Меня бы вышвырнули из гильдии, искалечив. Несколько раз к тому времени я уже видел, что делали с убийцами, по каким-то причинам не сумевшим выполнить заказа. Одного на моих глазах лишили кистей рук, ослепили и вышвырнули на улицу. Другого, который оказался сообщником наших врагов — других гильдий — лишили всех конечностей, ослепили, вырвали язык, обмазали медом и кинули на муравейник в лесу. Чтобы он мучился дольше, раз в день его приходили кормить… Так у нас положено, жизнь в страданиях, вот что меня ждало за позор, нанесенный гильдии невыполненным заданием… Тем более таким элементарным! Убить пятнадцатилетнюю девицу, что может быть проще этого? Хладнокровные змеи… гильдия принадлежит ланкам, многое человеческое им было чуждо. Меня бы никто не понял и не оправдал. Мне пришлось. Я тихо сел рядом с ней. Как сейчас помню, она спросила, будет ли больно, я ответил, что да, достаточно. Она побледнела еще больше, закрыла глаза и заплакала… Повинуясь глупому юношескому порыву, я обнял ее, прижал к груди, стал нести какую-то чушь, зачем-то пытался ее успокоить. Она уснула у меня на руках, тогда я осторожно, пока она не проснулась, провел лезвием кинжала по ее горлу. Лезвие было смазано ядом: мне не пришлось разрезать девушку, как куриную тушку. Она умерла во сне, так ничего и не поняв. Я же выпрыгнул через окно и вернулся в гильдию. От ужаса я несколько дней не мог даже говорить, но потом у меня появилось новое задание, за ним еще одно, третье, четвертое, пятое… Я убивал много лет, как и любой другой убийца, пока не понял, что не могу так больше жить и не бежал. Но гильдия — это на всю жизнь, бегство из нее — это предательство семьи, как они себя зовут. Потому меня и ищут…. Теперь ты понимаешь, Бэйр, что тебе повезло? Ты убила нескольких хладнокровных гадюк, заслуживающих смерти, а не невинных людей. Ты можешь спать спокойно.
Низкий размеренный голос рыцаря успокаивал, но то, что он говорил, переворачивало мне всю душу. Как человек, которому в жизни досталось подобное, вообще может улыбаться?…
— Господи, и ты так жил?… — произношу, пораженно смотря на рыцаря. В темноте сложно было разглядеть его лицо, но мне очень хотелось видеть, какое оно сейчас.
— Ты меня совсем не поняла, Бэйр, — вздохнул он, укладывая на бок возле меня. — Я не говорил тебе о том, как мне было печально убивать девочку. Я говорил о том, что, хочешь ты того или нет, иногда, чтобы сохранить свою жизнь, нужно откупаться от прожорливой смерти другими. Пока ты будешь кормить эту собаку, до тебя она не доберется — вот правда, и это не правда убийцы, это правда того, кто хочет жить… Будет лучше, если ты это поймешь до того, как ланки нападут на нас во второй раз — а они нападут… Ложись-ка ближе ко мне, спина к спине. Здесь холодно, лучше спать рядом.