А пока Дмитрий по-хозяйски угощал Петра. Вначале грибными щами, ну это обычно. А потом жаркое с помидорным салатом. Тут царь и сам поразмыслил, что это и не готов ли он, так сказать, употреблять. То есть, он уже ел картофель и, с подачи Дмитрия, помидоры. Последние ему не понравились, а вот салат из них со сметаной, зеленью и луком более — менее. Но так, посмотреть, порадоваться за княжескую семью, за их маленького первенца, смело и охотно съедавшего то и другое. И ведь мать его, Даша, даже не морщится!
Дмитрий же, чтобы легче прошло, налил обоим по стаканчику водочки, поставил перед царем его посудину.
— Напоить хочешь? — хитро посмотрел на него, — чтобы я потом ушел совершенно пьяный на коленях, как жена твоя красавица передо мной стояла?
— Хм, — только и сказал Дмитрий. Что-то государь изрядно и часто упоминает о ней. А она счастливо алеет и рассветает. Так ведь и не захочешь, а заревнуешь.
— Что замолчал, камрад, или жену ревнуешь? — правильно понял его Петр, — дурак! Красивых баб много, да они и не противятся. На крайний случай, у меня есть Марта. А вот таких умных и знающих я пока не видел. Радуйся, паршивец, что у тебя жена такая! Налей-ка еще ей, выпьем за первого корабельного подмастерье.
А что делать, сам вытащил ее из домашнего захолустья. Теперь страдай, мыкайся. Хотя, ведь она и спасла его и тоже благодаря его учению!
Дмитрий налил Даше водки, но только пол стаканчика. Хватит ей, все же женщина. Однако жена скорректировала еще жестче. Он закрыла свой стаканчик, мол, спасибо, но не буду.
Дмитрий даже удивился такому протесту, Петр же обозлился, дескать, с кем споришь? С царем! Тоже на дыбу хочешь?
Нет,конечно, на дыбу он ее не отправит, не такой уж жестокий правитель. Но вот попугать нахальную до икоты, заставить ее считаться с его именем, это, пожалуйста.
Даша, видя, что мужчины, что его царское величество, что любимый благоверный, поняли неправильно. И вскоре будет гроза, а она будет, хотя бы от Петра. Стеснительно сказала, шкодливо, правда, поведя глазами:
— Я на сносях, мне нельзя, государь, и ты милый!
— Вот это да! — не выдержав, изумился Дмитрия, — только же вроде родила, моя любимая!
— Да уж муж у меня такой, никак не дает покоя, — язвительно, но мило ответила Даша. Сказано было откровенно цинично, и женщина должна была смутиться, но она работала на верфи, а там, пусть она и княгиня, всякое говорилось и отвечалось.
Дмитрий первым понял эту коллизию и то, что виноват в этом непосредственно он. Как бы его благоверная не обиделась. А ведь она его жена, любимая, мать его сына и замечательная подруга. Ну-ка, полный назад!
— Благодарю, Господи, за такой подарок! — воскликнул он, — с прибавлением, моя супруга. Дай бог, не последний наш отпрыск!
И он встал, тожественно поднял стаканчик с водкой и выпил весь, хоть и понимал, что это слишком много за раз. С другой стороны, первое ли счастье. В XXI веке и не так пили. А уж спьяну он такое наговорит их вельможному монарху, что потом будет трезвому стыдно. Но ведь такое только и с пьяну скажешь.
— Э-э, государь, — остановил он Петра, который выпил вполовину и решил, что хватит. Крепкая ведь водка, аж в дрожь запустило. Дмитрий оценил по-другому: — коли выпил за нас вполовину, так и видишь соответственно. Нехорошо, государь, нехорошо. А на словах-то как хвалил.
Петр что-то пробормотал, похоже, выматерился, но водку в стаканчике послушно допил. Понимал, что поскольку сел за стол водку пить, так и нечего кривляться, показывать свою царскую стать. Хотя водка-то у хозяина действительно крепкая!
Выпили,закусили поскорее, Петр — жарким, Дмитрий по старой привычке — помидорным салатом. Царь, посмотрев за ним, следом за ним стал закусывать салатом.
— Так вкуснее, — обвинил он хозяина, — пошто не сказал?
Дмитрий, прожевывая салат, лишь пожал плечами. Обвинение было смехотворно, выдать его можно было спьяну.
Апотом пошло. Оба были с корабля на бал — царь с тяжелой дороги, хозяин — после серьезной болезни, поэтому водка их сразу зацепил. Сначала они еще что-то говорили осознанно. Потом, по-видимому, тоже, но Дмитрий этого уже не помнил. Хотя понимал, что играет с огнем. Петр I, разумеется, был относительно мягок со своими соратниками. О всяком случае, головы им схода не рубил. Но он был царь и виден ситуацию с точки зрения государства, а не отдельного человека. А это сильно отличалось и нередко делало самодержца каким-то монстром.
Но с пьяного состояния у него пробивалось сознание жителя XXI века, где все равны. То есть, конечно, на практике одни равны, а другие ранее, но все-таки не было так, что априори люди разные. А так, как царь выберет. Может и пройдет, а может он осерчает и снова отправит на дыбу.
Дмитрий с утра был, во-первых, с похмелья, а во-вторых, настроен крайне энергично. Ему надо было построить свою карьеру, и даже жизнь, что уж тут говорить. А все это зависело в первую очередь, от одного человека — царя Петра Алексеевича.
Он осознал это, поморщился от похмелья. Нет, в отличие от миллиона россиян, у него не болела голова со следующего утра после возлияния. Только общее похмелье, тошнота и повышенное давление. Что уж так, он и сам не знал, но наутро скорее хватался за живот, а не на виски. Хотя, естественно, как и любой водкочерпий, он болел.
Осторожно чмокнул в щечку Дашу, так, чтобы не дыхнуть нечаянно алкогольным ароматом. Спи еще, милая, потом будешь нас угощать. Какая уж там работа на верфи, царь у нас в гостях, всемистливый Самодержец Белые и Черные Руси!
Ну а пока мы легонечко похмелимся. Всего лишь чарку — другую, как пойдет. Чтобы органон был не синий и пожухлый, а взбодрился от чуточки эликсира.
Встал с семейной постели, улыбнулся зашевелившейся жене. Все-таки, чем хорош средневековый XVIII век, так это четкое гендерное разделение с мужским доминированием. Жена тебя не пнет с устатку. Мол, хмельной козел, а ну иди на работу, пьяница. Нет, женщина еще четко разделяет свою сферу. Может и не одобряет пьянство, но молча, вот как сейчас Даша.
А, скажем, и не ворчит даже мысленно. Царь ведь дома, Помазанник Божий, понимать надо. А то не понравится ему гостевание и будет тебе сразу и Содом, и Гоморра.
Нашел главную повариху на кухне, распорядился. На большом подносе расположились закуски — копченое и вареное мясо, еще теплое. Соленые грибочки, салат из помидор, приготовленный по рецепту, как вчера. Несколько вареных картофелин, опять же ломти черного хлеба. Это еда.
Рядышком стали две чарки, такие.же, как любимые царем, — легкие, простые, но изящные. Только в отличие от церевых еще легче. Дмитрий сам сделал смесь из серебра с алюминием — металл, в XVIII веке совсем еще неизвестный, кроме одного попаданца.
Сам он, разумеется, поднос не потащил, позади с ним пошла служанка — молодая красивая девка Пешка, кровь с молоком, ух!
Громко спросил у кружащемся здесь мажордома, не проснулся ли государь Петр Алексеевич? Мажордом гораздо тише, похоже, боялся разбудить царя. Дмитрий лишь легкомысленно махнул рукой. Чать не на работу бужу, похмелятся!
Дверь впрочем, открыл широко, но негромко, ласково попросил:
— Государь мой, пора ставать, неча мучить голову, надо принять живительную влагу да закусить пользительного чего — мясом, картохой али салатом.
Петр открыл бешенные глаза — кто его будит в такое раннее утро? Потом пришло осознание, что он в гостях у молодого князя Хилкова. А вот и он сам со стаканчиком волшебной водки. А рядом девка — красавица стоит с подносом, а на нем закуска и цельный графин его, Дмитриева, водки!
Стремительно сел, застонал от боли в голове. Откушал водки из предложенного стаканчика. На этот раз Дмитрий налили треть стаканчика, чтобы не пить, а лишь похмелить. Водка-то крепкая, как с порохом. Немного выпьешь и не старой базе опять опьянеешь.
— Хорошо! — крякнул Петр, лихо выпив порцию. Немного помедлил, выбирая закуску. Закусил-таки помидорным салатом с картохой до ломтиком ржаного хлеба, — устроился ты, стервец, даже завидки берут! А за Меньшикова не бойся, он, стервец, совсем перестал следить за своими словами. Говоришь, мной прикрылся? Ну, Алексашка, ну, гад, я ему покажу!